Авторы статьи
Павел Пискарёв
Диалоги художника и искусствоведа.
Эрика Робертс

Влияния искусства на жизнь и развитие.

Понимать и менять.

В данной статье в уже привычной форме диалога, появляются ответы на вопросы:
А это точно искусство? Зачем нам искусство? Для чего нужно смотреть искусство?
Подробно раскрывается тема механизма работы современного искусства и обоснование фразы «Я тоже так могу».

В заключении, обрамляя сказанное, об эмоциональной части восприятия произведений искусства, о переживаниях и чувствах.
Приятного и полезного чтения.
В разные времена на этот вопрос давался разный ответ. Искусство как ремесло, искусство как красота, искусство как политическая выгода или воспитание зрителей. Концепции искусства имели свои определенные коннотации в мировой истории. Так, например, художники, точнее их имена, стали узнаваемыми не так давно. В Средние века искусство считалось ремеслом и приносило определенную пользу. В эпоху Возрождения, где человек становится центром Вселенной, произведения обретают имена их создателей.
Эрика:

Понимание искусства неразрывно связано с познанием себя. Данный тезис можно объяснить тем, что в каждом возрасте искусство понимается по-разному. Разница между тем, чтобы смотреть на произведения искусства и делать так, чтобы «искусство состоялось». Достичь последнего трудно по нескольким причинам:

1. Эстетическое воспитание зрителя.
2. Нравственное воспитание зрителя.
3. Обретение вкуса за счет самопознания и многое другое.

Данные причины являются лишь моим субъективным видением, однако имеют множественные подтверждения в философско-эстетическом дискурсе.

Для чего же человеку нужно искусство?
Эрика:

Думаю, что это как раз основа взгляда на современное искусство: попробовать отключиться от «познания умом». Конечно, данный тезис может не всегда прослеживаться актуальным для некоторых художников, но в большей мере отражает искусство метамодерна, а именно его тягу к искренности.

После вопроса «А это искусство?» предвещаю следующий тезис: «Я тоже так могу». Тогда может сразу перейдем к моей любимой теме? Мы уже обсуждали этот вопрос неоднократно. И он довольно часто звучит у зрителей при знакомстве с современным искусством. В русском искусстве есть прекрасные и популярные примеры: Шишкин, Перов, Серов. Если сравнивать произведения художников более реалистичной манеры в живописи, то трудность восприятия современного искусства – это вполне понятная история. Но в современном искусстве не все так просто, как кажется на первый взгляд. Поэтому у меня есть заготовленный ответ на фразу «я тоже так могу»: «Если можешь, сделай».
Я очень хорошо помню мое прошлое отношение к современному искусству: я его не понимала и обходила стороной. У меня было сплошное отрицание всего происходящего. Вот тут у меня Рембрандт перед глазами, а тут Ротко. Ну и что...Как это вообще воспринимать? И только потом я поняла: абсолютно точно нельзя сравнивать такие произведения. Нужно подходить к современному искусству с чистыми осознаниями, как белый лист, заходить и впитывать просто всё, что там есть. Конечно, после такого подхода есть и следующие осознания-бонусы: начинаешь понимать трудность копирования произведений. Потом понимаешь связь с некоторыми классическими произведениями искусства. И появляется целостная картина понимания современного арта.

Павел, а вы что по этому поводу думаете? Почему «я тоже так могу» не работает со всеми?
Павел:

Конечно. Современное искусство, по-моему, это как раз послание о том, что хватит сомневаться. Сама идея сомнений, она бесчеловечна. И то, что люди идентифицируют себя с сомнениями, а я прямо могу сказать, что сомнения – это основание науки. Это убивает шанс на счастливое экзистенциальное, более того, на счастливое эссенциальное переживание, то есть духовное. И вечные сомнения, которые мы в себе лелеем, по сути убивают человечность. Вот я прям азартно манифестирую сейчас об этом. Хватит сомневаться.

Надо пробовать жизнь на вкус, а не сидеть и сомневаться. Когда речь касается тонких материй, то ничего, кроме переживания, нам не ответит на этот вопрос. И вообще ничего нельзя постичь умом. Простите, пожалуйста, может я кого-нибудь сейчас опровергаю, но постичь умом невозможно, точка.
Значение искусства, определялось временем и контекстом создания произведений. Начиная с XX века вектор развития искусства стремительно меняется, раскрывая все новые и новые стили. Если 300 лет назад портреты имели значение запечатлеть личность, то сейчас с этим прекрасно справляется фотография.

Поэтому вопрос «О чем современное искусство?» для зрителя вполне актуален. В данном вопросе кроется важная часть цепочки рассуждений, которая приводит человека к определенным выводам. Разумеется, выводы у каждого свои. И в этом контексте состоит «прелесть» современного искусства. Как и произведения, каждый вывод уникален. Но есть один частый вопрос, ответом на который может служить не одна и точно не две статьи: «Современное искусство – это искусство?». В предыдущих диалогах мы уже касались данной темы, но для того, чтобы цепочка рассуждений состоялась, важны разные точки соприкосновения. Есть важная составляющая в этом вопросе – элемент сомнений. Является ли эта картина искусством? А эта? А это точно искусство? Думать и сомневаться в данном контексте – разные значения. Павел, а вы что думаете? Получится ли у нас развеять сомнения?
Павел:

Я думаю, что это очень детское заявление. Совсем детское заявление. «Я тоже так могу». То есть ребёнок смотрит как взрослый: например, приносит деньги домой и говорит «я тоже так могу». Нарезает бумажки ножницами, собираются детишки, один выходит за дверь, заносит эти бумажки, говорит: «Видите. Я тоже так могу». И больше уважать папу за то, что папа где-то добывает хлеб на корм семье, не надо. Всё потому, что я тоже так могу. Это такая, знаете, постмодернистская история про симулятор. История, что «я тоже так могу» – это про симулятор.

С другой стороны – это абсолютная неразборчивость. Потому что, если можешь – сделай. И вдруг окажется, что ты ничего не можешь, потому что трудно даже банально закрасить тот же самый чёрный квадрат черной краской. Ну возьми да закрась, если можешь. Подтверди опытом, подтверди действием, потому что голословные обвинения – это ведь по сути обвинения в низком качестве произведения искусства. По большому счёту – это такой, знаете, громко говорящий нарциссизм. Это задача сказать: «Это всё нехорошо, это всё так просто, это всё так банально». Но ничто не просто и не банально. И пока ты не сделал так, как другой, ты еще так не можешь. Кажется, гениальные вещи тем и хороши, что они мудреца восхищают, а у человека банального проявляют его примитивность. Он не видит красоты, не видит деталей, не видит тонкостей. Он твердит: «Я тоже так могу». Это создает пагубный тренд: чтобы сделать что-то достойное, оно должно быть сложным, чтобы его не макнули в грязь. Это нас заставляет уходить от вещей простых и гениальных к все более сложным. Просто для того, чтобы хоть как-то оторваться от этой громкоговорящей, малокомпетентной толпы. Я не про тех людей, которые внимательно смотрят на мир. Я про тех людей, которые вообще смотреть на мир не хотят и нарциссически просто опровергают что-то прекрасное, что люди делают с трудом, с душой, чувством, со светом и так далее. Вот я не могу так, как все. Вот, правда, я так не могу.

Поэтому я скорее склонен, например, лично светло завидовать людям за то, что кто-то что- то сделал, а я нет. Раз я не сделал, значит я не могу, вот и все. Очень простой ответ. Может быть еще не время? А уже нет смысла делать то, что уже сделал кто-то другой. Если кто-то придумал молоток, то не надо уже снова придумывать такой же молоток. Не тормози, это ведь тоже очень хороший факт. Потому что, с одной стороны интересно говорить о том, что не надо торопиться, но другая сторона – не тормози, когда тебе пришла в голову какая-то мысль, оформи ее. Не жди, когда тебя зацепит. Вот эти разговоры о творческом духе, который тебя когда-нибудь посетит, и тогда ты допишешь свой автореферат. Вот это постоянное ожидание, когда на тебя спустится благоговение божье, пока вдохновение озарит тебя. Это тоже подростковая история такая, томление духа. Абсолютно. Художник, профессионал, творец – это человек, который делает, просто делает. Аппетит приходит во время еды, а творчество происходит в процессе творения. Вот поэтому не откладывай акт творения, я бы сказал.
Эрика:

Я вот осознала, что много в наших диалогах посвящено именно эмоциональной составляющей восприятия картин. Подумала, что у читателя может возникнуть вопрос о том, где же конкретика и почему так много чувств. Здесь важно внести ясность: многое из современного искусства требует именно эмоционального контакта зрителя с автором, художником. Это важно, чтобы пройти первый пласт – отрицание увиденного. Отрицание как раз кроется в разных фразах: «Это что искусство?»; «Я тоже так могу» и так далее.

Поэтому так много в наших диалогах с Павлом уделяется эмоциям. Привычное понимание искусства может строиться на многих факторах, в частности рассказ об истории произведения и о биографии художника. Но при первом взгляде, например, на Ротко, важность истории создания не всегда имеет основополагающую актуальность. Чтобы пройти первый пласт отрицания, важно запечатлеть свои эмоции и уже потом «копать» дальше. Думаю, что в данной концепции важно изучить и некую психологию восприятия искусства. В вышесказанном об эмоциональном контакте с произведением, на самом деле, мало метафоричности. Устройство психики человека имеет все же более научную основу.

Мы рассматриваем позицию зрителя, а если взглянуть на мысли художника? Что скажете, Павел?
Павел:

Мы ведь интересные вещи обсуждаем? Например, мы говорим, что в современном искусстве, искусстве метамодерна, Нейроарта – субъект важнее чем объект. То есть художник – это тот человек, который рисует, пишет, создаёт что-то для себя. А это значит, что он достаточно тонко и чутко устроен. Вот он создаёт произведение искусства, погружаясь в произведение. Работа над произведением – это пик творчества. То, что потом будет с объектом, это уже другой вопрос. Это уже вопрос менеджмента, вопрос кураторов, дилеров и всё остальное. Художник же открывается в процессе.

Так вот, взять, например, Ротко, на которого все как-то пожимают плечами, говоря «я тоже так могу». Если ты человек чувствующий, поди закрась плоскость величиной в 15- 20 квадратных метров. Я вот экспериментировал с Ротко. Я просто брал стену, брал малярный валик, разводил краску того цвета, что меня волнует и пытался закрасить стену валиком. Так вот: если ты чувствующий человек, то тебя просто сносит. Вот просто с ног сносит эта масса энергии, которая заложена в этом цвете, в этой площади произведения. Ты туда погружаешься как дайвер, бесконечное переживание. Если ты так можешь – молодец, бери и делай. Я ведь не претендую, что я Ротко. Я просто взял и сделал как он, закрасил стену валиком. Для меня это переживание, и даже сейчас вспоминаю, у меня сердце рвется наружу, от того, как это трепетно.
Поэтому на фразу «я так могу», я бы задал такой вопрос: «А можешь ты так переживать, как тот человек, который это делает?». Вот это важнее всего. Достаточно ли ты чуткий человек, достаточно ли рефлексирующий человек, чтобы переживать акт творения? Вот это интересно. Да, наверное, современное искусство без чувств и осознанного впечатления не может состояться. Может, потому что искусство для потребителя. То есть в Средние века художник писал на заказ. Леонардо, Микеланджело писали на заказ. У Микеланджело никогда не было своей глыбы мрамора, в которой он мог бы воплотить вообще всё своё. И в этом смысле, он был зависимый человек, к сожалению. Но он гениальный зависимый человек. Других таких зависимых мы не знаем. И в принципе, когда художник пишет на заказ конкретного лица, на заказ общества или он ищет одобрения на выставке, на каком-нибудь художественном конкурсе, просто, чтобы кто-нибудь купил его картину, он в любом случае ищет одобрения, он не может на 100% уйти в своё творчество.
Эрика:

Касаясь зависимости от заказов, думаю, что это еще сильно зависело от мышления человека в определенную эпоху. И это, к слову, еще одна разница зависимостей и свобод: современное искусство свободно в выборе творчества. Ремесленники в Средние века создавали произведения, опираясь на Священное писание и, конечно, на заказ. Я не случайно назвала художников – ремесленниками. В эпоху Средневековья вакансий на профессию «художник» особо не было).

Но вот еще один вопрос, который меня волнует. Вы затронули Микеланджело, и вспомнила, что в наше время есть ряд художников, которые все время на слуху: Леонардо да Винчи, Микеланджело, Ван Гог итд. О них часто говорят, их часто изображают на всевозможных предметах быта. С Ван Гогом так вообще интересная история. Я пару лет назад проводила исследование и спрашивала у детей разного возраста, каких художников они знают. Многие ответили, что знают Ван Гога. Думаю, что интерес к Ван Гогу не только у подросткового поколения. Спрашивая людей взрослых, часто встречаю заинтересованность к работам автора, да и многие знают знаменитую «Звездную ночь» или «Подсолнухи».
Павел:

Почему все любят Ван Гога? Потому что он наш человек. Он метамодернист. Потому что он был достаточно сумасшедший, чтобы делать что-то абсолютно свое. У него просто не было другой возможности. В этом была его болезнь.

Как это происходит? Потому что даже в мире импрессионистов, он оказался единственным настолько сумасшедшим. Я могу вспомнить другие имена, Утрилло, Модильяни, которые тоже были бескомпромиссны. И даже понятие нонконформизм существует в искусстве. То есть нонконформизм – это некая идеология, как только начинают делать идеологию, это для кого-то, а не для себя. Идеология художника никогда не опубликована текстом, она опубликована переживанием.

Давайте честно посмотрим сейчас на вещи. Когда человек говорит, что я тоже так могу, то можно по-разному попытаться прочитать, что он сказал. Я тоже могу сколотить какие-нибудь доски и выставить инсталляцию. Ну, возможно. Каждый мог бы выставить писсуар Дюшана, но почему-то не выставил, дерзости не хватило, ещё чего-то не хватило. Сейчас, мне кажется, люди соскучились по хорошему. Люди соскучились по чистоте, люди соскучились по красоте, люди соскучились по любви. У людей есть огромное недоверие к тому, что вообще что-то может быть красиво. Люди идут в музей, на выставку исцеляться. Исцеляются, с одной стороны, произведениями прошлого.

Мы упоминали сегодня великих, которые просто творили из состояния красоты. Такой заказ чаще всего был у церкви – выдать гармонию божественного. А как только началось право человека на безбожие, человек все дальше уходил от этой красоты, в праве выразить свой излом, свою какую-то уникальную фактуру. Ну хорошо, выразил, а что дальше? Кто через тебя получил вот это «благо искусства»? Имеешь ли ты вообще право называть себя художником, если ты благо не несешь? Мы уже об этой ответственности не раз говорили. Взять, например, сюжетные картины. Сколько сюжетов из божественных историй? Греческие истории, греческий Пантеон подарили бесконечное количество сюжетов европейской живописи. Как только мы берём фрагмент мифа, мы сразу ведь берём весь миф. Мы рассматриваем там сцену похищения, бык похищает Европу, и сразу говорим, что миф существует. Раз существует миф, значит существует связь времён. А раз это всё сейчас существует, значит мир универсален. И даже сюжетная живопись, она всё равно говорит о метафизике. Потому что переживание фрагмента возвращает нас опять в универсальное человеческое переживание.
Эрика:

Ответственность художника тема интересная и, думаю, довольно обширная. Можно сделать не один разговор. Но в ходе Вашего монолога, Павел, мне вспомнилось еще одно занимательное для меня осознание.

Я подумала о том, как недавно наткнулась на какой-то аукцион, Сотбис или Кристис, и следила за продажами работ известных художников. Помню, что были работы современных художников и одна из работ Боттичелли. Меня поразило, что цена за работу Боттичелли сходится с ценой за работу современного художника (к сожаление, не помню точно какого). «Почему это так работает?» – задавалась я вопросом. Думаю, что тут еще сыграла моя любовь к эпохе Возрождения, поэтому непониманий было «вагон и тележка». Но вот сейчас я осознала почему. В ходе нашего с Вами диалога, я поняла, что работа современного художника была сплошным переживанием, это было сплошное чувство на холсте, которого, скорее всего, и не хватает современному обществу, современному человеку. И поэтому материальный эквивалент приблизился к классике искусства – к Боттичелли.
Павел:

Давайте ещё посмотрим, что, если всё-таки художник – это авангард общества, художник – это авангардист. Вернее, общество без художника не может двигаться вперёд, об этом сказал еще Сен-Симон. Если художник – это авангард, то через современного художника мы способны зацепиться за будущее, чтобы туда идти. Поэтому постоянное накопление прошлого – утаскивает тебя в прошлое. Ты как бы хочешь жить долго, но все свои ресурсы вложил в прошлое. Если ты отдашь дань современному художнику, то и будет тебе движение в будущее. Все хотят пройти в общество будущего, а инвестируют в прошлое. Сейчас это очень актуально, мне кажется. Люди хотят быть актуальными, как сейчас, простите, Богобан, Нейрографика, Ротко или кто-нибудь еще, а инвестируют в прошлое, которое было актуально в свое время.

В заключении скажу: метамодерн по определению – это целый мир. Мир целостный, исцеленный. И если мы не будем смотреть на вопросы метафизически, мы всегда будем фрагментарны, мы всегда будем отстаивать какие-то свои субъективности, ради самих субъективностей, и ничего больше за этим не стоит.
Эрика:

Спасибо, Павел! Думаю, что сегодня мы с разных сторон раскрыли тему влияния искусства на жизнь. С интересом жду следующего диалога.
Основа взгляда на современное искусство: попробовать отключиться от «познания умом».
Иван Шишкин. Дубовая роща. 1887 г
НейроАрт
Рембрандт. Урок анатомии доктора Тульпа. 1632 г.
Марк Ротко. Без названия. 1950-е г
Ван Гог. Звездная ночь. 1889 г.
БоГобан