Авторы статьи

Павел Пискарёв

Диалоги художника и искусствоведа.

Эрика Робертс

В данной статье открываются новые линии взгляда на НейроАрт. В диалоге Павла и Эрики появляются ответы на вопросы: Как искусство авангарда отразилось на современной культуре? Как НейроАрт связан с концепцией авангарда? Кто такой художник в наше время? И многое другое...

Шестая статья получилась довольно манифестирующей. Почему? Об этом вы узнаете чуть ниже. Приятного чтения.

Несмотря на то, что авангард трудно оценить, М.Ю. Шапир говорит о важном аспекте в авангарде — эпатаж. Эпатаж, который берет начало с фонтана Дюшана, распространяется на следующие поколения художников- авангардистов. Мы раскрывали некоторые из них в первой статье. Предлагаю соединить эти факторы и ответить на вопрос: «Как искусство XX века, искусство авангарда повлияло на нашу культуру?». Павел, что скажете?

Эрика:

Искусство XX века — это клад для современной культуры. Многое, что произошло более 100 лет назад до сих пор трансформируется, обретая новые выводы и впечатления. Авангард в этом контексте, бесспорно, является важной составляющей искусства XX века.

В наших диалогах с Павлом мы много раз упоминали художников авангарда, проследим связь между идеологией и концепцией Нейроарта. Для начала, предлагаю раскрыть концепцию авангарда: как искусство XX века отразилось на современной культуре?

Начну с тезиса о важности институционализация искусства, то есть создания некоторых правил, норм и критериев оценивания. Благодаря подобным критериям искусство имело некий ориентир в предыдущие столетия. Однако авангард трудно отнести к какому-либо институту. По мнению исследователя Петера Бюргера авангардные движения сформировали определенную историческую последовательность в искусстве и привели к тому, что «ни одно художественное движение не может сегодня законным образом претендовать на то, чтобы в качестве искусства считаться прогрессивнее других движений». Авангард выводит всю плоскость искусства на другой уровень.

Эрика:

Сейчас я понимаю, что авангард — это объемное течение, затрагивающее многие социально-общественные парадигмы. Влияние авангарда распространяется не только на искусство, но и на науку и религию. Однако в этом контексте интересно разобрать «сущность» авангарда. Под «сущностью» я подразумеваю взаимосвязь авангарда со зрителем, так как понимаю, что зритель имеет определенную роль в искусстве.

Говоря об авангарде, становится заметно, что его авторы уделяют определенную внимание взаимодействию с произведениями. Чуть выше я говорила об эпатажности, так вот авангардисты доносили определенную тему адресату, которая в свою очередь часто вызывала скорее непонимание, чем реакцию. Если копать немного глубже, то все «неопределенное» вызывает страх или раздражение. Возможно, поэтому до сих пор многие не понимают авангард. Почему тогда авангард не теряет своей актуальности? И почему сейчас он обретает новые смыслы?

Павел:

Я вижу, что ты прямо взволнована темой. Конечно, авангард так всех и волнует. Человек авангарда — это тот, который вообще волнуется от идей авангарда. Вот это очень важно. То есть сама идея авангарда — это что? В XX веке опять же англоязычные постмодернисты назвали это словом лидерства.

Потому что лидер — это авангардист. Кто такой авангардист? Вот тут есть такая история термина. Что такое вообще «авангард»? Я читаю историю термина с момента проникновения слова «авангард» в культурную среду, так как в принципе оно милитаристское, воинское, военное, героическое, обозначает передний край атаки или передний край обороны. Обычно, авангардисты — это какие-то специальные люди, по сути, смертники. Любой человек в духовности смертник, потому что нельзя в духовности сохраниться. В этом проблемы философского осмысления духовности Запада, постмодернизма. Запад не принимает идеи растворения «Я», исчезновения «Я» в экзистенциальном переживании. А искусство всё равно туда тянет. В этом смысле авангардист — это смертник. С другой стороны, авангардистское понятие родилось в конец XVIII века. Сен Симон — один из первых проповедников гуманитарных идей и просвещения, то есть одно из светлых ветвей постмодерна, потому что французская школа (Сен Симон, Руссо) была подвержена гуманистическим идеям. Сен Симон сказал, что авангард — это некоторая социальной ячейка, социологическая ячейка, которая состоит из трёх людей, а именно художник, рабочий и ученый. Знаешь, как вот есть партийные ячейки, это ячейка людей, которые создают будущее, это авангардисты общества. Художник по Сен Симону — это лидер; художник — руководитель или главный в этой тройке. Премодернист, модернист и рабочий, это как движущая сила, которая проявилась потом через 100 лет после Сен Симона и превратилась в пролетарскую революцию. Но это было движущая сила общества, то есть тогда заговорили, что авангард — это соединение движущих сил, концептуальное соединение движущих сил. Эти идеи в искусстве пришли далеко не сразу, то есть буквально через 100 лет и прижились они в России. Большевики сказали «Да!», потому что идеи авангарда ломали старый стереотип, удерживали идею рабочего класса. Именно поэтому их не расстреляли сначала, потом за ними стали охотиться в политической системе. Роль художника была очень высока. Это исторически, если это бросить как бы в наше время или в другие концепции... Вот как тебе сказать? У нас вот то, что мы делаем, я делаю, театр делает, философия метамодерна делается авангардистами.

Павел:

Если мы говорим о цивилизационном повороте, то сейчас точно также актуален авангард. Сто лет он был не актуален, сто лет отыгрывали тему русского авангарда. Принципиально идеи русского авангарда в постмодерне одни из самых фундаментальных. Вот этот цивилизационный поворот от запада к северу, от постмодерна к метамодерну, вот цивилизационного сдвига культурных трендов, которые сейчас происходят на Земле, рождается этот самый НейроАрт, как собственно продолжение — следующее дыхание искусства авангарда. Можно говорить про французов, думаю, можно вспомнить и авангард в Германии (ну тот же самый Баухауз). Просто русский авангард — это второй квадрант, это как раз там, где знание произошло, где Кандинский впервые написал книгу «О духовном в искусстве». Где взяли форму, разложили на составные элементы, привели научность в искусство. То есть авангард в том, что там личность «ученый» есть всегда. Если ты не ученый, ты не авангардист. То есть, если сейчас мы говорим, что была социология, например, Руссо, то сейчас очень важна психология. Причем психическая часть в искусстве, важнее чем «логия». Это только часть — научная сторона в этой тройке. Я вообще к сенсимоновской тройке добавил еще кое-кого и поэтому говорю, что авангард нашего перехода состоит из 4 личностей или 4 субличностей.

Во-первых, личное устройство авангардиста метамодерна состоит из 4 персон вместо 3 персон Сен Симона. А именно: непосредственно художник, то есть он же исполнитель. Заметьте — художник и он же исполнитель. При этом исполнение может быть из разных материалов. Это может быть на скрипке, это может быть на бетоне, это может быть социальный проект, перформанс. Но он исполнитель, он художник. То есть художник вышел от создания одного вида произведения: он воплощает сценарий.

Второе — это эксперт. Потому что в современном мире эксперт это учёный и не только ученый. Он ещё должен понимать общественное. Он эксперт больше, чем ученый в этом описании. Эксперт всегда хорошо обучен, причём шире обучен, чем учёный человек. Эксперт отличается от специалиста шириной знаний, а специалист глубиной. Ну если он при этом ученый, то какая-то глубина научного в нём заложена.

Эрика:

Теперь понимаю, что вы, Павел, дополнили «сущность» авангарда конкретными личностями или субличностями. И у меня в этом контексте возникло еще одно понимание, в сравнение с постмодерном.

Если авангардист — это автор, который мог себе позволить наблюдать за зрителем, то постмодернист – это больше читатель, то есть он созерцает на то, как смотрят на его работы, он постоянно входит в контакт с людьми, которые являются зрителями. Можно сказать, что в постмодернизме адресат играет очень важную роль. У постмодерниста может измениться свое впечатление о его работе, благодаря реакции зрителя. Если у авангардиста, реакция — это важный аспект, но он не меняет своей цели, то постмодернист может и менять свои позиции, цели, благодаря тому, что он является читателем реакций зрителей.

Можно проследить связь, преемственность, а возможно где-то и полную противоположность авангарда и постмодерна. А как связывается авангард и НейроАрт?

Павел:

Для этого нужно разобрать концепцию, связанную с Нейрографикой. Знаешь я люблю исследовать от кого я произошёл, чтобы знать чей я потомок. Это внутренний мир, это часть моего психического мифа. Но тут я вижу некоторую последовательность. В Нейрографике, например, и вообще в искусстве авангарда я вижу преемственность. Например.

Первым человеком я, конечно, ставлю Василия Кандинского. Первый авангардист, он духовный в искусстве, он точка, знак и линия на плоскости. То есть он в общем-то предтеча. Он взял и развернул искусство в науку, занёс концептуальную мысль, то есть предложил рассмотреть элементарные частицы и изменил представление о форме. Он сказал, что любая геометрическая форма — это просто фигура со смыслом. Мы вспоминали Ортега-и-Гассета, вспоминали дегуманизацию, авангард — это следующий шаг дегуманизации, можно так сказать. И мы выходим в предельную дегуманизацию за счёт максимального абстрагирования того, что мы можем видеть, слышать, понимать, чувствовать.

Кандинский был первый. Что ещё интересно, что авангардистская идея — это идея освобождения. Знаете, люди безумно любят освобождаться. Фрейдист бы сказал, что это потребность освобождения наслаждения. Напряжение — это необходимость разрядится на уровне сексуальной потребности. Но люди любят освобождаться. Никто не празднует праздников Свободы, все празднуют праздники Независимости, освобождения. Эта тема выхода из рабства, она до сих пор жива, еще со времён Моисея. В этом контексте авангард тоже освобождает. Это форма высвобождения того, что родилось и закрепилось внутри, это эволюционной шаг.

Что же освобождает авангард вообще? Кандинский освободил форму и сказал, что форма самодостаточна. Потом пришёл Казимир Малевич, освободил цвет, он просто стал писать чистой краской. С точки зрения техничности, работы художника — это иконы, картины, в который он освободил краску. Тогда радикальная форма стала самодостаточной, цвет стал самодостаточным.

Также я всегда отмечаю фигуру Павла Филонова. Потому что Павел Филонов поддержал историю Леонардо. Конечно, Флоренция была авангардистской. Конечно, вся эпоха Возрождения — это был авангардизм. Только там по-другому обретали форму. Микеланджело обрёл форму в массах: у него все фигуры были анатомическими титанами. А Леонардо вдруг взял и начал писать фон. Вообще перспектива — это же наука, это как раз научная часть искусства. Люди увидели это. Малевич взял и освободил пространство, с точки зрения авангарда оформил всю плоскость, где каждая точка имеет значение в плоскости. В это время Мондриан тоже освобождал пространство как Малевич, делал то же самое. Это был тренд авангардистский, художественный.

Думаю, что с точки зрения Нейрографики, я освободил линию. С точки зрения художественного произведения, Нейрографика — это освобождение линии. И за счёт нейрографического изображения можно проникнуть к своему сокровенному Я, к своей самости, к архетипу самости. Вот это про Нейрографику. Богобан — это чистый авангард: тут пространство, тут форма, тут цвет. Мы продолжаем играть с тем, что сделали до нас Кандинский, Малевич, Филонов. И хотя Богобан больше похож на Мондриана, тем не менее, это всё про авангард. Но он воплощает что-то ещё. Искусство живой линии. Потому что здесь я могу поменять линию в любой момент. Я могу рисовать этими камнями и строить композиции. Это динамическая форма искусства. Динамическая психическая жизнь, которая заложена в искусство НейроАрта. Динамика психического — вот что такое НейроАрт, его значение и место в авангарде, который мы любим.

Павел:

Вот смотри, ты правильно уловила. Я хочу подчеркнуть — ты правильно уловила. Именно ролевая идентификация даёт возможность, во-первых, сразу это всё сделать умным, научным, структурным, понятным, сценарным. С другой стороны, я утверждаю, что в НейроАрте формой творчества становится не только отражение реальности, а ты сам становишься художником. Это может произойти, если ты эти роли воспитываешь, вживляешь, создаешь среду для творчества, потому что мастерская художника — это продукт его творчества. Нельзя быть бедным художником, художником исполнителем можно, но нельзя быть бедным архитектором. Это я точно говорю. Я архитектор по образованию и знаю, как живут архитекторы. Нет бедных архитекторов, если они воплощают свое образование. Поэтому современный художник, который творит свою мастерскую, он является исполнителем своего же внутреннего заказчика. А внутренний заказчик, как и внешний заказчик — это человек, который создает, ставит техническое задание. Какие нужны необходимые условия для твоей творческой деятельности? Надо иметь представление, что я хочу сделать, как я хочу сделать и где я хочу сделать. Если я хочу быть большим скульптором, то мне надо думать, где брать домну?

Где лить металл? В этом контексте можно вспомнить Церетели. Сколько он бронзы отлил? Никому в мире не снилось за всю историю. Но это постмодерн, это характеристика постмодерна. Поэтому я считаю, что он великий. Постмодерн — это ведь работоспособность, и в творчестве Церетели это явно отражается.

Для нас тоже самое. Ты хочешь что-то сделать, организуй под свою форму свое место и делай. Показать, довести объект до результативности. Знаете, в чем постмодерн? Постмодерн скатился в бумажный листок, постмодерн скатился в описание идеи. Это тоже искусство, предельная минимизация. Описать работу на одной странице и повесить к ней пустую картину, это тоже концепт. Встал у пустого, прочитал и увидел. Понимаешь? Но даже это уже Метамодернизм.

Эрика:

Думаю, что сегодняшний диалог раскрыл не только понимание авангарда с разный сторон, но и появились новые линии взгляда на НейроАрт. Через понимание четырех субличностей удалось дополнить осознания на тему Метамодерна. Будем заканчивать на такой красивой ноте манифеста. Согласны, Павел?

Павел:

Спасибо, что ты меня провоцируешь о манифестирующем поговорить. Я это люблю и умею, но и настоящая тема требует манифестации. Авангард как раз такая тема.

Третьего человека я ввел, знаете кого... архитектора. И вот это как раз есть концептуалист, который даёт планы, чертежи, схемы, авторскую модель для исполнения художнику. Я рабочего заменил на архитектора. Потому что воплощается сейчас тот, кто может сложить условно бизнес-план, собрать сценарий, сочинить что кому делать на этой площадке перформанса. По сути архитектор — режиссёр в театре. Наш институт реально занят вопросом архитектуры глобально. Глобально. Как 100 лет назад глобально архитектурой занималась школа Bauhaus или Корбюзье музей строил социальные концерты. У нас такой замах. Современной авангардист опять открывает, опять ломает парадигмы, потому что мы ведь то, что мы сейчас заявляем. Мы людям говорим, что НейроАрт изменит вас. Социологическая потребность, социологический типы Сен Симона проникают в психологические типы конкретного творца, конкретного читателя, и там в этом смысле тоже составляют некоторую рамочку в ролях в искусстве. Например, одна из ролей искусства — наблюдатель.

Четвертый человек в этой схеме — это заказчик. Заказчик дает понимание, что искусство не просто происходит, а искусство делается под заказ. Искусство — это социальный заказ, что-то специальное. Поэтому художник современный, он не просто творит от себя как импрессионист, он не просто отражает реальность, у него всегда есть согласие с заказчиком. Потому что если у тебя нет заказчика, ты всё время работаешь над своей идеей. Это всегда такой автопортрет, это очень аутентичное искусство, это постмодерн, просто потому что там художник всё больше делает от себя — художник становится поломанным. Почему поломанным? Потому что оторван от всех. Как только у художника появляется идея заказчика, он начинает мыслить в мир: «Это для кого? Это где будет стоять? Кто эти люди? Кто это будет смотреть? Как это будет через 100 лет?». Художник начинает мыслить, выходит из скорлупы своей мастерской, начинает с человеком общаться, собирать данные. Если он эксперт, он умеет данные собирать. И эти данные превращает в некоторые произведения.

Эрика:

Я хотела услышать от вас концепцию про Кандинского, Малевича и Филонова, чтобы закрепить связь НейроАрта с авангардом. К данной тройке мастеров я отношусь с определенным интересом, который, кстати, отражен в первой статье нашего с вами цикла. И была я однажды на камерной выставке Кандинского, где был собран в большей степени его рисунок, но я осталась в полнейшем разочаровании, так как «искусство не состоялось». Такое бывает, когда не сходятся многие важные факторы: подготовка музея, основная идея и ее выполнение в процессе подготовки экспозиции. Однако меня впечатлила техническая составляющая рисунков Кандинского. Именно тогда я по-новому посмотрела на линию.

И сейчас, после того, как вы рассказали про субличности и дали концепцию освобождения линии, я открыла еще одно понимание. Во-первых, мне очень понравилась концепция четырех субличностей, для меня это как персонажи, такие особые персонажи в искусстве. Люди ведь любят персонажей. В контексте современной культуры это вообще отдельная важная тема для обсуждения, не буду в нее углубляться сейчас.

Задумавшись, кто есть художник я понимаю, что в современном мире он может окружить себя такими персонажами и быть ими в разных ипостасях в разном промежутке времени. Это, мне кажется, идеальная концепция всего современного искусства.

Человек авангарда — это тот, который волнуется от идей авангарда.

Филонов. Формула весны. 1918-1929

Кандинский. Композиция VIII. 1923

НейроАрт

Малевич. Супрематическая композиция. 1916

Кандинский. На белом II. 1923